Алое на черном - Страница 136


К оглавлению

136

Дед говорил о многом, но молчал о главном – о Чуде. А Саня долго не решался спросить. Все ждал, когда можно будет снять повязку, хотел видеть дедовы глаза, когда тот станет рассказывать…

– Красавцем ты, Митя, – дед теперь называл его только новым именем, привыкал сам, приучал Саню, – уже не будешь, но для мужика красота не главное. Ты ж не кисейная барышня, правда? – Он говорил и неспешно разматывал повязку. – Я за глаза твои сильно переживал, но видеть ты будешь, обещаю. Только больно от света с непривычки станет, но это не беда.

Саня разглядывал свое до неузнаваемости обезображенное лицо с равнодушным спокойствием. Да, красавцем ему больше никогда не быть… Кончиками пальцев он коснулся медальона-ключика.

– Хотел выбросить, да не смог. – На дедовом лице пролегли глубокие тени. – Может, сам снимешь?

– Нет.

– Я так и думал. – Он покачал головой. – Плохо это, но, боюсь, от нас с тобой не зависит.

– Пойдем. – Саня решительно встал с лежака, пол под ногами качнулся. – Хочу посмотреть.

– Рано тебе, слабый ты еще.

– Пойдем!

Дед не стал спорить, лишь покивал в такт каким-то своим мыслям.

…Лес изменился. Теперь это было по-настоящему плохое место, Саня чувствовал зло каждой клеточкой своего тела. Обуглившееся, без единого листочка дерево, толстый слой золы под ногами и невыносимая вонь сгоревшей плоти.

– Где он?

Дед долго не хотел отвечать, все думал о чем-то, а потом сказал:

– Когда ты в огонь кинулся, я тебя насилу обратно вытащил. Думал, что не спасу… Отнес тебя домой, раны промыл, повязки наложил, отвар из гарь-травы в тебя влил, а потом вернулся за Зоей… Она быстро умерла, Митя… Не мучилась совсем, я знаю.

– А он?

– А он мучился. Такие, как он, долго умирают. Но огонь, Митя, это самая страшная и самая очистительная сила. – Дед говорил громко, уверенно, но в голосе его все равно слышалась тень сомнения. – Маму твою я на рассвете похоронил, тебя проведал и снова на гарь вернулся.

– Зачем?

– Закопал гроб с драгоценностями.

– Зачем, дед?!

– А затем, Митя, что это твое будущее. Даст бог, власть босяцкая надолго не задержится, ты себе свое тогда и вернешь.

– А с ним что? – Его не интересовало золото, его интересовал только Чудо.

– Он сгорел, до косточек сгорел. Нет его больше.

– Его ты тоже?..

– Нет…

– И где же он?

– Не знаю. Наверное, свои забрали, зарыли где-нибудь под елью, как бешеную собаку. Поделом!

– Он не вернется больше?

– Нет. – И снова не было в дедовом голосе уверенности, как будто знал он что-то такое, о чем не хотел рассказывать.

– Я на кладбище хочу сходить, – Саня растер в пальцах жирную золу, – к родителям.

– Сходим. – Дед погладил его по голове. – Днем в деревне показываться опасно, ближе к ночи сходим.

– А нож? – Саня только сейчас вспомнил о дедовом подарке.

– Не знаю. – Дед покачал головой. – Тогда не до него было, а теперь уже не найдешь. Наверное, кто-то из солдат подобрал. Да ты не переживай, Митя, твое к тебе вернется.

– Мое ко мне вернется. – Саня вытер черные от золы руки о штаны, посмотрел на наливающееся грозой небо, сказал: – Тянет меня сюда. Знаю, что место плохое, а поделать с собой ничего не могу.

– Это пройдет. – Дед тоже не сводил взгляда с темнеющего неба. – Я надеюсь, – добавил едва слышно.

Дэн

Смутное беспокойство Дэн почувствовал, когда пикник подходил к концу. Тревожное и одновременно нетерпеливое чувство не давало вдохнуть полной грудью, точно арканом тянуло в лес. Там, в лесу, он знал это наверняка, рождался и набирался сил блуждающий огонь. Ключик в виде трилистника тоже набирался сил, Дэн кожей чувствовал его вибрацию. Он ушел в тот момент, когда остальные хлопотали над скрученным радикулитом Ильичом, никем не замеченный, растворился в сгущающихся сумерках.

Да, это было безрассудно – идти в лес на ночь глядя безоружным, но в тот момент Дэн не думал о здравом смысле, он шел, подчиняясь неведомой силе, всматриваясь в прорехи между деревьями, пытаясь отыскать блуждающий огонь. И чем дальше он углублялся в лес, тем ярче и настойчивее светился ключик в виде трилистника. Если повезет, сегодня Дэн увидит то, что вот уже сколько лет прячется под землей, то странное и длинное, что когда-то видел Туча. Может, это и вправду гроб, каким он являлся в видении Гальяно.

В лесу было еще довольно светло, не темнее, чем осенним пасмурным днем; он только посмотрит и сразу же вернется обратно.

Угрожающий волчий рык послышался за спиной в тот самый момент, когда Дэн уже почти решился повернуть назад. Волк стоял всего в нескольких метрах от него: здоровый, матерый, приготовившийся к прыжку. Медленно, стараясь не делать лишних движений, Дэн вытащил из-за пояса кухонный нож, которым Ильич разделывал мясо для шашлыка. Если волк один, то у человека, возможно, есть шанс…

Зверь напал внезапно, без предупреждения и объявления войны. Взвился в воздух, сшиб Дэна с ног. Заваливаясь на спину, Дэн успел выставить вперед нож, без особой надежды, просто инстинктивно. Ему повезло – удар попал в цель. Он и дальше бил, не задумываясь, не анализируя, не целясь – до тех пор, пока мертвое волчье тело не упало рядом. Из этого боя он вышел победителем, отделался сущим пустяком – рваной раной на левом предплечье. Пошатываясь от навалившейся вдруг усталости, Дэн поднялся на ноги, вытер о траву окровавленный нож. Нужно уходить, хватит никому не нужного безрассудства.

136