– Какую клятву?
– А ты не только наивен, но еще и глуп, Андрей. Ты же сам мне о ней рассказал. В ночном, помнишь? Я сразу понял, о чем она просила перед смертью. Именно ее алчность вложила в мои руки орудие мести.
– Не было никакой утопленницы. – Я прикрыл глаза, вспоминая ту страшную ночь. – Это ведь ты пытался меня утопить!
– Я. – На лице Игната промелькнуло и тут же исчезло не то сожаление, не то раскаяние. – Но Степка тебя спас, и, знаешь, я даже обрадовался, что не стал братоубийцей.
Он говорил страшные вещи, но поверить в них было еще страшнее.
– Я хотел лишь справедливости. – Голос Игната упал до шепота. – Мы же братья, а раз так, все у нас должно быть поровну, по справедливости, но отец позвал к себе нотариуса, и я понял, что по справедливости ждать нечего.
– Волчья яма…
– Мне помогали волки. – Игнат достал из-за пазухи уже знакомый мне нож с вырезанной на рукояти фигуркой волка. – К тому времени я уже почти научился ими управлять. Вот с его помощью. Если бы ты не угодил в яму, они бы тебя разорвали. Мне не пришлось бы ничего делать самому. Видишь, как изящно?
– Но я снова выжил.
– Да, ты снова выжил. Мало того, ты снова отнял у меня то, что было уже почти моим.
– Зою.
– Она красивая. Даже сейчас, ненужная, она все равно красивая. Наверное, я бы смог ее полюбить, если бы не ты. – Глаза Игната заволокло туманом, и в тумане этом я видел синие молнии.
– Видишь, каким я стал? – Он горько усмехнулся, погладил нож.
– Вижу.
– Чудовище. Но даже у чудовища может быть сердце. – Большим пальцем брат коснулся кончика ножа, на коже тут же выступила капля черной крови. – Держи! – Он протянул мне нож. – У тебя еще есть шанс все исправить. Убей меня!
Нож был свинцово тяжел. Волк свирепо скалился, так и норовил укусить. Сумасшествие…
– Я доверяю тебе, брат. Жизнь моя в твоей власти. Я сам себе вынес приговор, тебе осталось лишь его исполнить.
Я не заметил, когда в лесу стало темно. В ветвях елей тревожно выл ветер, ему вторили волки, Игнатовы друзья и свита. И сам он тоже был похож на волка, смертельно опасного… Жизнь его теперь в моих руках… нож острый… никто никогда не узнает…
– Нет! – Я выронил нож. – Не могу… Уходи. Игнат! Уходи и никогда больше не возвращайся!
– Подумай. – Он поднял нож. – Второй возможности остановить меня у тебя уже не будет.
– Уходи! – Я силился перекричать ветер и волчий вой.
Игнат медленно встал, сунул нож за пазуху.
– Я убью вас всех. Ты не оставил мне выбора, брат. Я вернусь, и ты пожалеешь об этом дне.
Он уходил, не оборачиваясь, а я смотрел ему вслед и думал, что жизнь моя никогда больше не станет прежней. По щекам моим катились горькие слезы…
Тот день должен был стать особенным, он расцветал в Тучиной душе тревогой и недобрыми предчувствиями. Что-то должно случиться. Если не прямо сейчас, то ночью. Что-то, чего невозможно избежать.
Отражение собственного страха Туча видел в синих Ксанкиных глазах. Она по-прежнему почти не разговаривала с ними, только с Дэном, но Туче не требовались слова. Ксанка так же, как и он сам, ждала и боялась. Туча попробовал поговорить с ней, утром специально пришел к Васькиному дому, ждал, караулил…
– …Тебе чего? – Она вышла не из двери, а из-за старой липы. Наверное, тоже караулила.
– Поговорить. – В обществе Ксанки он всегда терялся, становился совсем неуклюжим.
– Говори. – Она сорвала травинку, сунула в рот.
– Ты это тоже чувствуешь?
– Что? – Ксанка смотрела на него снизу вверх, лицо ее было безмятежным.
– Самая темная ночь…
– …Приближается.
– Да. Тебе нужно уехать.
– Зачем?
Туча не знал. Догадки и смутные подозрения – вот единственное, что у него было. Догадки – это не аргумент.
– Паучок. – Он коснулся Ксанкиных волос. – Запутался… Я сниму? Можно?
Она замерла, точно в ожидании чего-то страшного. Испугалась паука? Или его прикосновения?
Ее волосы были мягкими, как у новорожденного, в том месте, где они спускались на шею, оставалась бледная полоска незагорелой кожи. Осторожно, боясь вздохнуть, Туча коснулся Ксанкиной шеи, отвел в сторону волосы. Родимое пятно в виде трилистника оказалось едва заметно, но оно было…
– Все, убрал! – Туча взмахнул рукой, точно стряхивая что-то мерзкое.
– Спасибо. – Ксанка смотрела на что-то за его спиной.
Туча обернулся и встретился с внимательным Дэновым взглядом.
– Паучок… вот, – сказал он и покраснел.
– Я понял. – Дэн кивнул, улыбнулся Ксанке и спросил: – Пойдем купаться?
Она смотрела на Дэна, и синие глаза ее радостно сияли. Туча вздохнул, отступил на шаг, сказал вместо прощания:
– Ты подумай.
– Подумаю, – пообещала Ксанка, но было совершенно ясно, что мысли ее не с ним.
Суворов нашел его после обеда. Туче показалось, что командир специально ждал, когда он останется один.
– Тучников, как дела? – Суворов улыбался, но во взгляде его была озабоченность.
– Нормально.
– Прогуляться не желаешь?
– Куда? – Он уже понял куда, и по спине тут же заструился ручеек липкого пота.
– Покажешь мне то место? – Суворов понизил голос до шепота.
– Какое?
– Не старайся казаться глупее, чем ты есть на самом деле, покажи место, где ты видел блуждающий огонь.
Ручеек превратился в реку, рубашка моментально прилипла к спине.
– Боишься? – Суворов сощурился.