Алое на черном - Страница 77

– Кто – все? – спросил Гальяно, стаскивая с себя футболку.

– Все, кто хоть что-то знает про гарь.

– Ксанка ничего не знает про гарь! – прорычал Дэн.

– Зато гарь знает про нее. Я думаю, это еще хуже.

– Слушай! – Дэн схватил Тучу за ворот футболки, затрещала ткань. – Откуда ты такой умный?!

– Я не понимаю. – Туча мягко и совершенно без усилий разжал пальцы Дэна. – Я просто знаю, и все. Нам не следовало ходить на гарь. Тот старик, Лешак, был прав. Теперь она нас не отпустит.

– Мне нужно выбраться отсюда. – Дэн словно и не услышал того, что сказал Туча. – Если Ксанка там, то и я должен быть возле нее.

– И как ты собираешься это сделать? – Краем снятой футболки Гальяно стер с лица пот. – Уф, духотища! Дверь здесь как в сейфе, а через вентиляционное окошко не пролезу даже я. – Он запрокинул голову к потолку. – Был бы тут Васька, он бы проскочил… – Гальяно не договорил, взял в руку фонарик, направил луч света вверх. – Вот теперь нам, похоже, полный капец, – сказал он вдруг упавшим голосом.

Матвей проследил за его взглядом – вентиляционного окошка больше не было.

– Заколотили чем-то? – спросил удивленно.

– Не заколотили, а заткнули! – Луч света пошарил по стене, подтверждая догадку Гальяно. В вентиляционное окно был намертво вбит деревянный брус. – Замуровали… – Гальяно глубоко вздохнул.

– Как замуровали? – испуганно спросил Туча.

– Вот тебе и духота. – Гальяно словно и не услышал вопроса. – Духота, потому что притока воздуха больше нет. – Он оглядел погреб, наверняка прикидывая, сколько кислорода осталось в этой мышеловке и насколько его хватит четырем человекам. – До утра не дотянем… Ну, Суворов! Ну, гадина! Решил избавляться, так уж наверняка…

– Подождите, а дверь! – Туча тяжело встал, поднялся по лестнице.

– Дохлый номер! – Матвей очень хорошо помнил эту дверь, плотно подогнанную, с законопаченными и просмоленными щелями. – Попались мы, ребята…

– И ничего мы не попались! Сейчас мы этот кляп вытолкнем! – Гальяно снова осмотрелся, застонал. – Черт, черт, черт! Вот зачем он нас заставил ящики вынести! Знал, гад! Туча, а Туча, иди-ка сюда! Если я к тебе на плечи вскарабкаюсь…

– Не выйдет. – Под ложечкой засосало. – Тут глубина метра четыре, а вы же не акробаты. Да и брус этот, я думаю, он не голыми руками забивал. Не получится…

Молчавший все это время Дэн снова поднялся по лестнице, изо всей силы ударил ногой в дверь. Звук получился едва слышный. И даже если они начнут орать в четыре голоса, им еще очень повезет, если снаружи их кто-нибудь услышит. Такая звукоизоляция, черт ее возьми! И дверь открывается вовнутрь, ни вышибить, ни с петель снять. Попались…

Дэн еще раз врезал ногой по двери, к нему присоединился Туча, следом во всю силу легких заорал Гальяно. Матвей посветил на часы – десять. В лагере объявлен отбой. Погреб находится на заднем дворе, в таком глухом месте, куда и днем-то не каждый день заглядывают. «Не тратьте силы! – хотелось ему закричать. – Не тратьте силы и кислород…» Вместо этого он в отчаянии опустился на топчан, принялся считать в уме.

Три часа… Им осталось три часа плюс-минус двадцать минут. И это в том случае, если вести себя осмотрительно, не тратить кислород понапрасну… Гальяно прав, их в самом деле замуровали, похоронили заживо. Если не случится чуда, завтра утром найдут их бездыханные тела…

...

Дневник графа Андрея Шаповалова. 1910 год

Игнат ушел из нашей жизни. Я думал, он, как и собирался, уехал за границу. Пусть бы…

Мы обвенчались с Зоей в тихой деревенской церквушке. В подвенечном платье она казалась так прекрасна, что даже нездоровая бледность не могла омрачить ее ангельской красоты. Я был почти счастлив. Почти… Слова Игната едкой кислотой разливались по венам, отравляли кровь и жизнь.

О том, что Зоя ждет ребенка, я узнал спустя месяц после венчания. Чей то был ребенок, мой или Игната, я не ведал, но уже готов был любить его, как родного.

Беременность оказалась тяжелой. Зоя чахла на глазах, рос только ее живот.

– В город! В больницу! – Зосим Павлович хмурил густые брови, смотрел встревоженно. – Расположение плода неправильное, а супруга ваша, Андрей Владимирович, ослаблена беременностью. Повлияйте на нее, уговорите!

Уговоры не помогали. Зоя наотрез отказывалась уезжать из поместья. Ей казалось, что здесь она черпает какие-то мифические силы, что ребенку нашему суждено родиться только здесь.

Роды начались задолго до срока. Целый день я слушал доносящиеся из Зоиной спальни стоны, заглядывал в глаза то мрачному Зосиму Павловичу, то встревоженной кормилице. Доктору отвечать на мои вопросы было некогда, при Зое он находился почти неотлучно, но по лицу его я видел – с каждым часом надежды все меньше.

– Андрюшенька! – Кормилица повисла на моей руке, зашептала торопливо и жарко: – Лешака нужно звать! Если он не поможет, никто боле не поможет. Я знаю. Сколько уже повидала на своем веку…

Лешак пришел сам, и звать не пришлось. Словно почувствовал что-то. А может, и почувствовал. Вошел по-хозяйски, кивнул отцу, обнял меня, попросил у кормилицы горячей воды вымыть руки и, не говоря больше ни слова, скрылся за дверями Зоиной спальни.

В ту ночь время остановилось, и жизнь моя остановилась вместе с ним. Из Зоиной комнаты больше не доносилось ни звука, и это тягостное безмолвие казалось мне недобрым знаком. Когда пропели первые петухи, я совершенно обессилел от волнения. Может, оттого и не сразу понял, что это за новый звук разбудил тревожную тишину дома.